Карлос Кастанеда

КАСТАНЕДА, КАРЛОС СЕЗАР САЛЬВАТОР АРАНА

(25.12.1926-27.04.1998)

Б. Беренс
редакция www.absolutology.org.ru

Материалы сайта "curanderos.ru". При полном или частичном использовании материалов в интернете активная ссылка на «curanderos.ru» обязательна.

Писать статью о Кастанеде — безусловно, наиболее интенсивно читаемом и изучаемом в России современном западном эзотерике — одновременно и просто, и сложно: несмотря на обилие материалов, захлестнув­ших в последние годы книжный рынок, индивидуальность самого автора на этом пестром фоне обозначена на удивление слабо. Биогра­фия Кастанеды также была до недавнего времени предметом самых разноречивых толков и до­мыслов; лишь относительно недавно стали публиковаться более объективные работы, разрушающие усердно создаваемый им самим и оказавшийся на редкость устойчивым стереотип. Несложно предположить, что недав­нее известие о смерти Кастанеды послужит стимулом для новой волны подобных публикаций. В своем изложении мы будем пользоваться в основном теми данными, которые помогают создать наиболее демистифицированный портрет автора величайшей шаманской эпопеи всех времен и народов и исходят от людей, лично знавших его на различных этапах его духовного развития; при этом, проблемы, связанные с практическим применением его методик, специально затрагиваться здесь не будут, по­скольку для автора главный интерес представ­ляют мировоззренческие аспекты его учения.

Родиной Кастанеды была Кахамарка — небольшой провинциальный город на севере Перу. Его родители принадлежали к среднему классу и были по одной линии выходцами из Италии, а по другой — местными уроженцами, в жилах которых текло немало индейской крови. Ни­чего не известно о каких-либо особенных способностях, культивировавшихся в этой семье, хотя первое соприкосновение Кастанеды с миром магии произошло достаточно рано, что не удивительно для этой местности, считающейся одним из традиционных центров индейского колдовства [о программе экспедиции в Перу в амазонские джунгли на родину Карлоса Кастанеды см. http://www.absolutology.org.ru/peru.htm - прим. ред.]. На склонах Анд в изобилии произрастали те самые «дары природы», вроде коки или кактуса Сан-Педро, которые в дальнейшем сыграли немалую роль в приобщении Кастанеды к тайнам иных измерений. Местные кол­дуны и народные целители курандерос сохранили практически в неприкосновенности культуру употребления аяваски и других психоделических растений, служивших идеальным средством для целительства и открытия тайн иных измерений. Скорее всего, именно среди них юный Кастанеда нашел своих первых «донов Хуанов», наложивших неизгладимый отпечаток на его духовное фор­мирование.

Окончив в Лиме Национальную школу изящных искусств, Карлос Кастанеда в 1951 г. совершает давно задуманное им переселение в Америку. Здесь он сначала ведет довольно беспорядоч­ный образ жизни, зарабатывая изготовлением художественных поделок в «индейском» стиле, а через несколько лет поступает в Лос-Анджелесский общественный колледж. За­падное побережье США было в то время сво­еобразной Меккой для поклонников всякого рода нетрадиционных вероисповеданий и сект с мистическим и психоделическим уклоном [см. http://www.absolutology.org.ru/psychedelia.htm ]; тема «расширения сознания» при помощи различных естественных и искусственных стимуляторов также постоянно была здесь в центре внимания. Таким образом, Кастанеда неожиданно оказался в среде, живо напоминающей о его детстве в далекой Кахамарке и об опыте, полученном в ходе общения с курандерос. Продолжая обучаться живописи и прикладному искусству, он начинает активно посещать сеансы различных колдунов и пророков местного масштаба, и параллельно знакомится с серьезными теоретическими работами по мистике и оккультизму; особенное впечатление произвела на него нашумевшая книга Олдоса Хаксли «Врата восприятия», подоспевшая к публикации как раз к этому времени. Эта книга стала одним из первых выдержанных в художественной форме подробных описаний индивидуального опыта «расширения сознания» путем употребления психоделиков растительного происхождения (почин здесь, впрочем, принадлежал жившему в начале XIX в. беллетристу Т. де Куинси, автору изданных недавно и в русском переводе «Записок англичанина, употреблявшего опиум»), и знакомство с этим сочинением, безусловно, очень заметно сказалось на литературной манере автора эпопеи о доне Хуане.

Не был чужд Кастанеда и иных, более мирских интересов, — так, по свидетельству его первой жены Марго Раньян, у него вызывала особенный интерес русская история и русская культура, а из современных политиков он с наибольшим энтузиазмом воспринимал почему-то Никиту Хрущева, коего почтительно именовал «великим и лысым Никитой». Дело здесь было, конечно, не в тайных симпатиях к коммунизму, а в самом феномене Хрущева, — для Кастанеды, с его психологическими комплексами, представлялось очень важным понять, как такой в общем заурядный человек смог обрести столь безграничное (как тогда казалось) личное могущество и сделаться не просто «лысым Никитой», а еще и «великим»! Ему еще не суждено было знать, что его самого ожидает, пожалуй, не менее впечатляющая карьера, пусть и в совершенно иной области...

В 1959 г. Кастанеда поступил в Калифорнийский университет и продолжил образование в области психологии и антропологии. К этому времени под воздействием всего увиденного, услышанного и непосредственно пережитого у него уже сформировалось решение посвятить себя популяризации традиционных индейских способов достижения «сверхсознания», и он активно использовал предоставляемые университетской практикой возможности для расширения круга информаторов и единомышленников, способных оценить и поддержать его начинания. На ранних этапах он завязал контакты с индейцами из южных штатов США, а в скором времени благодаря полученным у них сведениям переместился в Мексику и начал работать с потомками самого загадочного Центральноамериканского народа — тольтеков, считавшегося хранителями эзотерических знаний, унаследованных чуть ли не со времен Атлантиды. Одним из ответвлений тольтекского племенного союза была небольшая народность яки, представители которой фигурировали в индейских исторических хрониках как «владыки страха перед Богом и устроители жертвоприношений» («Пополь-вух»). Это свидетельство, содержащее ясное указание на специфические жреческие функции, передававшиеся яки из поколения в поколение, проливает некоторый свет и на загадочную фигуру дона Хуана Матуса, случайного попутчика, а затем — первого эзотерического наставника, бенефактора Кастанеды. Впрочем, эпопея о доне Хуане — это не отчет о результатах этнографической экспедиции, а художественное произведение, выдержанное в шокирующем духе псевдодокументального «репортажа» из глубин «иной реальности»; поэтому образ дона Хуана следует скорее всего считать собирательным, вобравшим в себя как детские впечатления Кастанеды от общения с амазонскими курандерос, так и наиболее яркие черты, присущие их Центральноамериканским коллегам по ремеслу.
Содержание десяти томов эпопеи, явившейся результатом этой встречи, можно рассматривать и анализировать в различных аспектах — этнографическом, психоаналитическом, наконец, собственно эзотерическом (см., напр., в списке литературы соответственно работы Г. Ершовой, Д. Уильямса и Р.де Милля). Но наивно было бы думать, будто анализ, пусть даже самый профессиональный, способен хоть в какой  то степени подменить собою практический опыт, основанный на прямом соприкосновении с феноменом «шаманского состояния сознания» (ШСС — аббревиатура, получившая ныне признание даже в академических кругах). Ведь путь дона Хуана — это не философское умозрение и не очередная «система», со всеми ее космологиями, антропологиями, эсхатологиями и проч., а прежде всего специфический способ восприятия мира, определяемый здесь многозначным понятием «вИдение». Это «видение» в данном контексте означает нечто, прямо противоположное умозрению, — способность воспринимать реальный мир ирреальным образом (или наоборот?), благодаря чему все его феноменальные проявления предстают в своих первоначальных формах и взаимосвязях, вне привычного социально-культурного или эмоционально-психологического контекста.

Согласно объяснению дона Хуана, тольтеки, обитавшие некогда на равнинах центральной Мексики, были первыми, кто сумел развить в себе способность к «вИдению» в доселе небывалых масштабах: «Они занимались специфическими видами деятельности — целительством, колдовством, передачей преданий, плясками и прорицаниями. Благодаря такому направлению деятельности у них выработалась коллективная мудрость особого рода, выделяющая их среди всех прочих людей» (Огонь изнутри).

В последующем эта способность была ими в значительной мере утрачена из-за того, что они слишком часто применяли свой дар в утилитарных целях (в основном ради обретения власти над людьми), и к тому же начали практиковать посвящение в чересчур широких масштабах, что неизбежно повлекло за собой инфляцию и профанизацию сакрального знания. Главной же их ошибкой было то, что они так и не поняли истинной сути феномена «видения» и сделали его по существу объектом самодовлеющего религиозного культа, бесконечно далекого от подлинного мистического Гнозиса. Испанское завоевание заставило немногих уцелевших «видящих» уйти в глубокое подполье, где они исподволь развивали и совершенствовали новые, более тонкие, методы оккультной самореализации, оттачивая их в противостоянии с жестокими и коварными завоевателями. За несколько столетий магическая теория и практика претерпела такие изменения, что себя и свою «команду» дон Хуан уже называл «новыми видящими», полностью преодолевшими все ошибки предшествующих поколений индейских магов. Важнейшим достижением «новых видящих» явилось открытие того факта, что «та» и «эта» реальность суть не два взаимоизолированных состояния бытия, когда происходящее в иной реальности рассматривается как заведомо необъяснимое и даже пугающее, а «единое целое, поскольку и то и другое лежат в пределах, доступных для человеческого восприятия». Иными словами, необходимо развивать в себе такой тип восприятия, который позволил бы «видящему» активно «встраиваться» в эту нечеловеческую реальность и собственными волевыми усилиями влиять на протекающие здесь по своим законам процессы и события.

Согласно объяснениям дона Хуана, состояние «вИдения» достигается через искусственное снижение порога сознания, с присущим ему критическим и аналитическим взглядом на окружающую действительность, прежде всего за счет тщательно разработанной техники смещения восприятия и перенесения центра внимания с фиксации на «внешнее» на фиксацию на «внутреннее», — то, что Кастанеда называл «расфокусировкой сознания». С подобным приемом прорыва в мир трансцендентного можно встретиться и во многих эзотерических учениях Востока (наиболее яркий пример — это, конечно, Дзэн), однако там на первый план выдвигаются чисто психотехнические приемы (медитация и др.), тогда как главные «союзники» дона Хуана, во всяком случае, на первых этапах обретения дара «вИдения» — психоделические вещества растительного происхождения, восточными мудрецами к употреблению решительно не рекомендуемые, ибо их присутствие нарушает «чистоту эксперимента». Однако шаманская ментальность дона Хуана сформирована на основе многовековой практики употребления пейота и других психоделиков бессчетными поколениями его предков, включая и тех самых «владык божественного страха», отработавших соответствующую технику до абсолютного совершенства и четко отдававших себе отчет в степени риска, являющегося неминуемым следствием подобных психологических перегрузок.

Нелишним будет упомянуть здесь и о таком, быть может, малоизвестном для читателя факте, что ритуальное употребление пейота является основой целой религии, проникшей в прошлом веке из Центральной Америки в Северную и за относительно короткое время сделавшейся наиболее распространенным среди индейцев религиозным культом; он так и называется — пейотизм — и насчитывает к настоящему времени более 250 тыс. адептов (подробнее о ней см., напр., "Мозг - ловушка для души?" Берснев Павел. Изд. Феникс, 2005, в статьях В. Цехановской: Пейотизм — современная религия североамериканских индейцев // Религии мира—1987. М., 1989; Народная медицина у североамериканских индейцев // Этническая экология. М., 1991; там же приводится и научное описание магических ритуалов пейотистов). В основе пейотизма лежит прежде всего ощущение мистической связи человека — в данном случае коренного американца — с родной почвой и с ушедшими в нее бессчетными поколениями, ибо считается, что чудесные кактусы в буквальном смысле слова уходят корнями в мир почивших предков, а также потребность в преодолении комплекса неполноценности, развившегося у аборигенных народов в процессе их насильственного приобщения к «ценностям» западной цивилизации; «Они [пейотисты] считают, что пейот был дан индейцам Богом, сжалившимся над угнетенными людьми ... и создавшим кактус пейотль, вложив при этом в него часть своей силы» (Религии мира..., с. 98).

И первый, и второй аспекты в учении дона Хуана представлены достаточно наглядно: о комплексах Кастанеды, в противоборстве с которыми он и сделался учеником индейского шамана, обещавшего ему «обретение силы», мы уже говорили, а что касается почвеннической мистики, то здесь достаточно перечесть заключительную главу Сказок о силе, где дон Хуан дает своим ученикам завет поклонения земле: «Это любимое существо ... которое понимает каждое человеческое чувство; оно утешало меня, лечило мои боли, и когда я наконец полностью проникся любовью к ней, научило меня высшему дару — свободе». Таким образом, пейотизм — это не просто поиск экстремальных жизненных впечатлений (это оставляется «чужакам»), а прежде всего восстановление утраченного чувства мистической сопричастности человеческого духа со всем живым и чувствующим на планете. Вообще следует заметить, что почитание стихийных сил природы в скрытой и открытой форме ощущается во всех без исключения романах Кастанеды; оно проявляется даже в такой немаловажной детали, как приурочивание ключевых моментов посвящения Кастанеды в секреты дона Хуана ко дням астрономических равноденствий и солнцестояний (см.: Ершова Г. Индейское учение..., с. 89).

На фоне этого уже не выглядит удивительным, что наделенный в представлении дона Хуана и других «видящих» наивысшей нуминозностью образ Орла также во многом уходит своими корнями в многовековую толщу индейских мифов и религиозных поверий. Древнейшие ипостаси Орла — это, очевидно, Громовая птица, символизирующая в мифах всю полноту Универсума, и знаменитый «Пернатый змей» Кецалькоатль. Правда, в передаче Кастанеды Орел выглядит полностью очищенным от мифологических наслоений олицетворением Божественного Абсолюта, который лишь из-за несовершенства человеческого восприятия, неспособного фиксировать подобные явления в неопосредованном виде, представляется немногим удостоившимся его лицезрения «видящим» чем-то похожим на «бесконечно огромного черно-белого орла». Подобно тому, как все природные стихии представлялись предкам дона Хуана продуктами жизнедеятельности Громовой птицы, так и все составные элементы, образующие «видимый и невидимый состав» творения (об этом подробнее см. ниже), признаются доном Хуаном эманациями этого Орла, только имеющими более тонкую или более грубую природу. Соответственно и смерть метафорически изображается им как акт поглощения Орлом самой важной и сокровенной части человеческого состава, каковая в его терминологии именуется «даром осознания» и изъятие которой означает абсолютную дезинтеграцию человеческой сущности: «Бог дал, и Бог взял». Нельзя пройти мимо того факта, что данное описание имеет несомненные аналогии и в мистическом опыте многих других «посвященных» и визионеров Востока и Запада, например, в опирающихся на очень архаическую традицию поэмах выдающихся суфиев Фаридаддина Аттара и Хамзы Фансури, посвященных «птичьему царю» — Симургу. В финале Симург вбирает в себя всех пришедших к нему на поклонение «малых птиц», т. е. суфиев, и те осознают, что они — часть единой высшей реальности, Божественного Абсолюта. Даже выражения, употребляемые мусульманскими мистиками и индейскими «видящими», поражают своим внешним сходством: «Истинное видение — ее видение, // Истинная уверенность и сила — ее образ действия» и т. п. (Фансури). Кстати, «даром орла» называется шаманская сила и в бурятской традиции, и у многих других сибирских народов (подробней см.: Современность и духовно-философское наследие Центральной Азии. Улан-Удэ, 1997, с. 32-33).

Но в то же время налицо и принципиальное различие: если в традиции восточного мистицизма это растворение в Божественном Ничто рассматривается как высшая ступень духовного восхождения, то, с точки зрения дона Хуана, самое главное — это как раз не утратить в экстазе единения ощущения «осознания» и сохранить чувство индивидуальности, но, конечно, на несравненно более высоком, нежели раньше, духовном уровне. Сохранение «осознания» позволяет «видящему» после утраты телесной оболочки не стать целиком добычей Орла, а продолжить развитие во все новых и новых измерениях реальности, число коих столь же бесконечно, как бесконечна и сама Вселенная. Сам Орел позаботился о том, чтобы каждый человек мог в принципе воспользоваться этой возможностью, наделив его неким «даром», бесконечно поднимающим его над собственной материальной природой. Дар этот в дальнейшем именуется «силой», «волей» или «намерением» Орла и передается людям через созданных им же сверхъестественных посредников — нагвалей. Так в учение дона Хуана вводится понятие, которому отведена, пожалуй, первостепенная роль во всех магических практиках индейских «посвященных».

В романах Кастанеды слово «нагваль» применяется как по отношению к абстрактному понятию, или принципу, так и по отношению к персонифицированным носителям этого принципа. Начнем с первого. Уже во время первых уроков дон Хуан поведал своему новому ученику, что все сущее состоит из тоналя и нагваля: тональ — это тот мир, который «дан нам в ощущениях», а нагваль — который не дан, но от этого не менее реален, нежели тональ. Объединяет же их между собою то, что и первый, и второй в равной степени являются эманациями Орла, так что, как уже говорилось выше, никакой непреодолимой границы между ними не существует. Сами эти термины тоже, естественно, позаимствованы из культовой фразеологии древних обитателей Мексики, но относительно их понимания нет полной ясности: согласно одним исследователям, термин «нагуа» означает на языке тольтеков «колдовство», согласно другим — «знание», согласно третьим, оно выражает понятие «священный» (см.: Ершова Г., с. 90; Уильяме Д., с. 115). Католические монахи-миссионеры сообщают о «науалли», «мастерах мистического знания», и об их способности обращаться в животных, птиц и огненные шары; все это приписывалось проискам дьявола, который «соответствует форме их нагваля». Пожалуй, наиболее адекватным европейским эквивалентом нагвалю можно считать столь часто используемое в этой книге понятие «Гнозис». (Кстати, среди гностиков было также немало практикующих магов — напр., Симон Волхв, Менандр или Марк, так что параллель выглядит вполне корректной.) Что же касается самого дона Хуана, то для него нагваль не обозначение какой-то практики или доктрины, а мир ноуменальных сущностей, откуда к людям приходит магическая «сила». Это, прежде всего — безграничный океан потенциальных возможностей и форм, омывающий со всех сторон островки индивидуального и коллективного тоналя (см., напр., Сказки о силе, раздел «Остров тоналя»). Описывая свое представление о нагвале, дон Хуан невольно уподобляется древнеиндийским мудрецам, определявшим сущность Божественного при помощи апофатических категорий — Neti, neti («He то, не то»); так и в разговоре с героем Сказок о силе он пространно объясняет, чем нагваль НЕ является, однако затрудняется употребить какие-либо положительные дефиниции. Более откровенным он делается лишь в последних томах эпопеи, пространно описывая «правила нагваля» и средства и методы их применения (см. в особенности Дар Орла), С тоналем же дела обстоят значительно проще — это как бы естественный порядок вещей, находящихся в состоянии каузальной, т. е. причинно-следственной зависимости, формирующей наше повседневное бытие и сознание. Кроме того, тональ — это субъективное представление человека о себе самом и окружающем его мире, ложно кажущееся ему единственно возможным и реальным. Чтобы продемонстрировать всю глубину пропасти, пролегающей между двумя состояниями бытия, дон Хуан прибегает к такой наглядной иллюстрации: в «тональном» восприятии человек видит себя в естественном облике, а в «нагвальном» - в виде пульсирующего яйца из светящихся волокон (Сказки о силе). Иначе говоря, в первом случае перед нами раскрывается материальная сущность человека, а во втором — его духовная природа, воспринимаемая как энергетическая аура, поток недоступных для обычного восприятия световых излучений. Наблюдения дона Хуана тем более достойны внимания, что, как показывают новейшие исследования в области психоэнергетики, человеческое биополе действительно имеет яйцеобразную или грибообразную форму (см., напр.: Гримак Л. Магия биополя. М., 1994, с. 71, 241). Помимо того, эта картина вновь вызывает далеко идущие ассоциации с мистическим символизмом и тайными учениями Востока и Запада, смысл которых объяснен психоаналитиком Уильямсом, последователем Юнга, в следующих словах: «Светящееся Яйцо — символ нашей собственной потенциальной целостности, ... скрытая субстанция, содержащая начала всех вещей и их полярные качества... Свет или сияние яйца соотносится с тем, что алхимики называют Божественной искрой, представляющей высшее начало в природе и в человеке» (Пересекая границу, с. 102). Это — не первый и далеко не последний извлекаемый из сочинений Кастанеды пример того, как во все времена и у всех народов прослеживается глубинная внутренняя общность мистического опыта, выявляющая себя в форме одних и тех же «мыслеобразов» (см. в этой связи, например, не менее интересные параллели между Мескалито и «духом-Меркурием», выполняющем функции посредника между миром человеческим и божественным — иными, словами, между тоналем и нагуалем — в западном эзотеризме; указ. соч., с. 66-68).
Для дона Хуана это яйцо - своего рода кокон, незримо опутывающий «внешнего» человека и не дающий ему возможности свободно странствовать по мирам нагваля. Однако «из своих наблюдений "видящие" сделали вывод, что если светящаяся оболочка ... будет сломлена, то появится возможность найти в Орле слабое отражение человека (т. е. человек еще при жизни получит возможность почувствовать себя частью Божественного Абсолюта — Авт.). Невыразимые указания Орла могут быть восприняты "видящими", правильно истолкованы ими и накоплены в виде свода правил» (Дар Орла). Все десять томов эпопеи Кастанеды построены таким образом, чтобы читатель имел возможность с каждой новой книгой знакомиться со все новыми и постоянно усложняющимися правилами этого «свода», причем не в виде очередной лекции на тему «естествознание в мире духов», чем грешит большинство его продолжателей, а в яркой и запоминающейся форме авантюрно-фантастического повествования. Особый интерес вызывают его описания всевозможных «промежуточных» сущностей, являющихся героям на различных уровнях проникновения в «иную реальность». На первоначальном этапе это так называемые «союзники», облегчающие Кастанеде  задачу «расфокусировки сознания» — Мескалито (кактус пейот), дурман (datura inoxia) и дымок (гриб Psilocybe mexicana).

Помимо вышеупомянутых «союзников», определяемых автором как естественная «сила, способная вывести человека за его собственные границы» (Учение Дона Хуана), в дальнейшем «видящий» вступает в контакт с существами «неорганической» природы, продуктами своего рода параллельной эволюции, эпизодические контакты с которыми послужили основой для легенд о «нечистой силе». Например, когда Кастанеда подходит к некоторому критическому, пороговому этапу в процессе овладения даром «видения», он сталкивается со Стражем — крылатым монстром самого устрашающего вида, «охраняющим» секреты постижения «активного воображения», т. е. искусства формировать и направлять в нужную сторону всплывший на поверхность «дневного» сознания поток бессознательных образов, угрожающий полностью разрушить неподготовленную к подобного рода переживаниям психику. Появление стража в эзотерическом плане означает, что адепт отныне способен самостоятельно, без помощи со стороны наставника, проводить различение между «тональным» и «нагвальным», и, следовательно, обретает «объективное» знание о природе нагваля, а в психологическом — символизирует процесс диссоциации сознания и бессознательного. Кастанеда, впрочем, никогда не употребляет выражения из психоаналитического лексикона, а предпочитает оперировать категориями «правое-левое» (не вполне оправданно трактуемыми некоторыми исследователями как указание на оппозицию «сознание — бессознательное» или «правополушарное мышление - левополушарное мышление»), где «левому» соот­ветствует сфера нагвального, а «правому» -сфера тонального. У людей, развивших в себе «дар Орла», обе половины их энергетического кокона выглядит разделенными еще на две секции, соответствующие природе их нагваля. Нагваль имеет андрогинную сущность и всегда заключает в себе «нагваля-мужчину» и «нагваля-женщину». Когда благодаря духовной работе посвящаемого они сливаются воедино («мистическая свадьба»!), это означает, что он сам сделался нагвалем и может беспрепятственно войти в сферу самых тонких эманации Орла. На этом этапе посвящаемый испытывает, быть может, свое самое сильное мистическое переживание, знаменующее обретение абсолютной внутренней целостности; энергетический кокон при этом разрывается и человеческая индивидуальность «перевоссоздается» в новом качестве (это переживание подробно описано Кастанедой в знаменитом заключительном эпизоде Сказок о силе, где «шаманский полет» героя с горной кручи, во время которого его былое «Я» разлетается вдребезги, символизирует таинство внутренней реинтеграции). Отныне ему предстоит освоить все тонкости «технологии сборки», как называет это дон Хуан, т. е., заняв свое место в команде «воинов» (их оптимальное число - 16, мужчины и женщины поровну), овладеть методикой коллективного и целенаправленного воздействия на сферу нагвального.

Обилие параллелей, явных и скрытых, в сочинениях Кастанеды с описаниями духовного опыта последователей других эзотерических систем свидетельствует, конечно, не о недостатке воображения автора, вынужденного сознательно прибегать к заимствованиям, а о том, что ему действительно удалось «подключиться» к тем базисным структурам человеческой психики, которые в максимальной степени способствуют самореализации человеческой личности. Это и сообщает опыту Кастанеды такую неотразимую притягательность, к тому же многократно усиленную несомненными литературными достоинствами его сочинений, — а это у творцов всевозможных оккультных «систем» и «учений» традиционно было слабым местом. Эпопея о доне Хуане, несмотря на четкую локализацию во времени и пространстве, в определенном смысле подводит итог многовековым поискам скрытых уровней реальности в шаманских практиках, мистических экстазах пророков и духовидцев и т. п., вплоть до новейших психоделических откровений.

В последних по времени работах Карлосом Кастанедой дается значительно более углубленное и детализированное описание отдельных этапов «пути видящего», так как они представляют из себя преимущественно набор рекомендаций по применению используемых Кастанедой и его группой оккультных практик, почти лишенных беллетристического элемента. Здесь так называемое «учение тольтеков» обретает вид стройной и законченной системы, основанной на интегральной тренинг-технологии (Тенсегрити — неологизм Кастанеды, составленный из английских слов tension — «напряжение» и integrity — «целостность»; введен им в 1984 г.). Сущ­ность Тенсегрити состоит в том, что шаман, получая необходимую информацию благодаря практике осознанных сновидений, осваивает серию магических движений, меняющих привычное направление энергетических потоков и позволяющих вращать «колесо Времени» в любом направлении. Три последовательные серии таких телодвижений открывают ученику всю полноту «дара Орла», поскольку освоивший их в полном объеме получает в свое распоряжение идеально сбалансированную методику контроля над всеми внутренними и внешними процессами. Дальнейшее развитие эта методика получила в работах многочисленных учеников Кастанеды (см.Лит.); особой популярностью она пользуется в рядах сторонников таких массовых «неоязыческих» движений, как New Age («Новая эра») или Natural religion («Религия природы»).

Литература:

Собрание сочинений, кн. 1-11. Киев, 1993-1998 (т. 1. Учение дона Хуана. Отдельная реальность. Путешествие в Икстлан; т. 2. Сказки о силе. Второе кольцо силы; т. 3. Дар Орла. Огонь изнут­ри; т. 4. Сила безмолвия; т. 5. Искусство сновиде­ния; т. 6. Активная сторона бесконечности; т. 7. Колесо времени); Магические пассы. М., 1999.

Мир К.К. (дайджесты), вып. 1-9. Киев, 1997-(издание продолжается); Дар Нагваля, сб. 1-3. Киев, 1997-98; ВАСИЛЬЕВ А. Учение индейских магов К.К. и традиции христианского гуманизма //Начала, 1991, № 1; ЕРШОВА Г. С посланием на небо//Троя, 1993, № 1;ееже. Индейское учениедона Хуана // Волшебная гора: Альманах, 1994, № 2; КЕН ОРЛИНОЕ ПЕРО. Тропа толтеков. Киев, 1997; КЛАССЕН Н. Мудрость толтеков. Киев, 1996; его же. К.К. и завещание дона Хуана. Киев, 1997; МИЛЛЬ Р. де. Записки о доне Хуане (контрверсия), т. 1-2. Киев, 1998; НАЗАРОВ В. Этика магов (этюд о неогуманизме) // Начала, 1991, № 1; ОСАДЧИЙ А. Тайна К.К. Одесса. 1996; РАНЬЯН М. Ма­гическое путешествие с К. К. Киев, 1998; ТОМАС. Обещание Силы. Путеводитель по собранию со­чинений К.К. Киев, 1997; УИЛЬЯМС Д. Пересекая границу (психологическое изображение пути зна­ния К.К.). Воронеж, 1994, и др.